Фрагменты романаОтрывок из «средневековой» части романа в стиле Босха Отрывок из вставной пьесы о Сальвадоре Дали, завершающей роман «Сад наслаждений»
|
Сад наслажденийОтрывок из «современной» части романа Дело было в середине дня, к обеду. По саду шастала масса народу: непонятно чьи, но очень шумные дети, новая подруга Наташкиного брата Кости, топ-модель, загоравшая на лужайке без лифчика, но в красивых темных очках, и необъятных размеров тетя Роза в бигудях. Тетя Роза поливала огурцы и кого-то громко бранила. Бигуди на ее голове были для сохранности обмотаны целлофановым пакетом. Мы с Наташкой лежали в гамаке, обе сразу. Вдвоем нам было очень тесно и неудобно, но гамак был только один. Из открытой двери летней кухни орал телевизор. По телевизору пели частушку:
Хорхе вышел из блистательного «Мерседеса» и неуверенными шагами двинулся от калитки к дому. На его появление никто не обратил решительно никакого внимания. Тогда он остановился посреди садовой дорожки и вопросительно кашлянул. - Здравствуйте, - обрадовалась тетя Роза, поворачиваясь к нему всем мощным корпусом. – Вы только поглядите, поглядите, что они делают. Загубят мне все огурцы, турки недорезанные, - и она бессильно погрозила кулаком зашторенному окну на втором этаже дедовской дачи. Хорхе смотрел на нее беспомощно. Как спросить обо мне, Хорхе не знал: за два года общения со мной он удосужился выучить только несколько русских слов, в числе которых фигурировали «Я тебя хочу» и «Я директор». Видимо, считал, что в колониальных странах все должны уметь объясняться по-английски. Потом он, наконец, выдавил: - Я Жорж Девиль. Катья, пожалуйста… - Вайме! – восхитилась тетя Роза. – Это ж наш француз приехал! Саша, Саша! Дядя Саша вышел из дома – небритый и голый до пояса, но с раскрытыми объятиями. - Здравствуй, мой дорогой, - растроганно сказал дядя Саша, обнял Хорхе и стал усиленно хлопать его по спине. Совершенно обалдевший Хорхе тоже осторожненько похлопал дядю Сашу по голой волосатой спине. - Роза! – загудел дядя Саша, как набат, на весь сад. – Бросай ты эти поганые огурцы! – Тетя Роза охнула, схватилась за целлофан у себя на голове и с неожиданной для своей комплекции прытью помчалась на кухню. – Дети! Идите все сюда! Все, я сказал! – Дети, начиная от годовалого Тигранчика в памперсах и кончая голой топ-моделью, послушно потянулись к дяде Саше. Собрав вокруг себя весь клан, дядя Саша предъявил им Хорхе, которого до этого момента не выпускал из объятий ни на секунду, и торжественно объявил, подняв указующий перст в небо: - Гость приехал! А из кухни уже бежала тетя Роза с бутылкой армянского коньяка и подносом с рюмками. Буквально через минуту вся компания сидела за длинным столом. - За гостя! – патетически провозгласил дядя Саша. Потом: «За родителей» Потом «За международное сотрудничество и дружбу!» - До дна, до дна, - объяснил он растерянному Хорхе. – Ты же в России! – И Хорхе безропотно выпил до дна. Потом еще выпили за женщин, Наполеона и Кутузова. Хорхе к такому развороту событий был не готов. Он пьянел прямо на глазах. Я сидела напротив него, с другой стороны стола. - Орешек, я люблю тебя, - пьяным голосом сказал Хорхе и попытался достать своей ногой до моей, но только ткнулся в деревянную ножку стола. Стол нетрезво качнулся. Я сделала вид, что ничего не слышу. - За солнечную Францию! – пробасил дядя Саша. – Роза, тащи третью бутылку, ты что, не видишь, что в этом доме совершенно нечего пить? - Я люблю тебя, - закричал мне Хорхе, опрокидывая очередную рюмку. Шум и гвалт вокруг стола стоял невообразимый. - Хороший ты парень, - проникновенно сказал дядя Саша, снова наваливаясь на Хорхе, как медведь. – Нравишься ты мне. Вижу я, душа у тебя чистая. Давай споем, а? – и он затянул: - Виноградную косточку в теплую землю зарою… - Я люблю тебя, - упорствовал Хорхе. – Катя! Я хочу тебя. - И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву… - перекрывал все своим басом дядя Саша. Иногда он останавливался, слегка встряхивал Хорхе и говорил ему сурово: - Ну, пой, давай. Чего не поешь? - Он слов не знает, дядь Саш, - вступилась за Хорхе Наташа. - Ничего, - отмахнулся дядя Саша, - это неважно. К исходу третьего часа застолья несмотря на всю ненависть к Хорхе я поняла, что его надо спасать. Я поблагодарила гостеприимных хозяев, раз десять перецеловала всех членов семьи по очереди и сказала, что нам надо ехать. - Куда ты, Катерина? – удивлялся дядя Саша. – Мы же только сели. Но я собрала расплывшееся по стулу тело Хорхе (он тут же повис на мне всей тяжестью, как каторжная колодка) и потащила его к машине. - Я хочу тебя, - бормотал Хорхе по-русски, с трудом волоча ноги по гравию дорожки, - я директор… Мы сели в машину. Хорхе был бледен, как мел, а глаза его бешено блестели. Он обеими руками сжимал мою руку и не соображал ничего вообще. В таком виде, покинутый католическим духом, вдали от стеклянной стены, он был мне даже симпатичен. Но пьян он был в стельку. - До Москвы мы его не довезем, - заметил мне безупречный водитель «Мерседеса». – Надо хотя бы в аптеку заехать. - Да, да, и воды давайте купим, - суетилась я. Мы остановились у забытого Богом стеклянного магазинчика на неизвестной площади подмосковного поселка. Я побежала в магазин за водой. Вернувшись, я застала следующую картину: все двери машины были настежь распахнуты, Хорхе лежал на заднем сиденье, высунув голову наружу, и пытался сдержать рвоту. Но его все же рвало. Шофер сочувственно поглядывал на Хорхе и с некоторой опаской – на новенький кожаный салон. - Что со мной? – в ужасе спросил Хорхе, поднимая на меня глаза. - Ты нажрался, - констатировала я, с удовольствием пиная в живот его католическую сущность. - О Боже… - простонал Хорхе. Он вылез из машины и, пошатываясь, пошел в неизвестном направлении – куда-то за магазин, в чахлый березовый лесок. Я пыталась остановить его, но он отбивался и шел дальше. В какой-то момент он остановился, сел на грязную траву прямо в роскошных брюках от Хьюго Босса, обхватил голову руками и стал тихонько постанывать, раскачиваясь из стороны в сторону. На мои увещевания реагировать он отказывался. Так он просидел час. Сердобольный шофер сбегал в аптеку и купил нашатырного спирта. Мы намочили спиртом бинт и силой подсунули Хорхе бинт под нос. Хорхе опять вырвало. Но вставать с земли и уезжать в Москву он не хотел категорически. Мне это надоело, и я ушла в машину. Мы с шофером Женей курили и разговаривали о жизни. - Все богатые клиенты такие, - беззлобно рассказывал Женя. – Говоришь ведь им сразу: «Мужики, скажите заранее, я остановлюсь. А то ведь мне потом самому весь салон вымывать придется». Они мне: «Да не бойся, ничего не будет». И потом – каждый раз одно и то же. А мне мыть… - Этот не такой, - объяснила я. - Он в первый раз в жизни напился. - Да ладно! – не поверил Женя. – Быть такого не может. Через полчаса я пошла проверить, что происходит. Хорхе сидел на земле в той же позе. Новым было то, что рядом с ним, в луже рвоты, на корточках примостился местный бомж. В руке у бомжа была бутылка пива. Бомж явно жалел Хорхе. - Что же ты пил, парень? – участливо спрашивал он. - Что он от меня хочет? – спросил Хорхе, увидев меня. - Спрашивает, что ты пил, - без комментариев перевела я. - Ко-няк, - ответил Хорхе бомжу с красивым парижским прононсом. - А, коньяк… - протянул задумчиво бомж, не реагируя на прононс. – Это плохой напиток. Я тоже раньше пил коньяк и такая же девушка, как она, меня бросила, - и он ткнул пальцем в мою сторону. - Ну, что ему еще? – простонал Хорхе. - Говорит, что тоже пил коньяк, и девушка его бросила, - сократила я мысль бомжа. - Пошел он к чертовой матери! – крикнул Хорхе и опять стал стонать, не переставая качаться. - Да ладно тебе переживать, - утешил бомж. – Другую найдешь. На-ка, хлебни пивка, лучше будет, - и он протянул Хорхе бутылку. Тут мое терпение лопнуло. - Все, пошли немедленно, - прошипела я. – Ты всех подмосковных бомжей скоро соберешь. Среди березок и правда показалась еще одна бабушка-бомжиха. Привлеченная необычным видом красивого, хорошо одетого иностранца, сидящего в грязи, среди лужи блевотины, бабушка подошла поближе и с интересом поглядела на Хорхе. Потом отошла шага на два, философски присела на корточки и стала мочиться. Наконец, – частично путем обмана, частично – прямого насилия – мне удалось затолкать Хорхе в машину, и мы поехали в Москву. Хорхе лег, съежившись, на заднем сиденье и уткнулся лицом мне в колени. - Мне холодно, - сказал он жалобно. Я укрыла его своим пиджаком. На резких поворотах, когда машину сильно встряхивало, он опять тихонько стонал, и я гладила его по густым темным волосам.
|